ВОСПИТАНИЕ КОЛЛЕКТИВОМ
С - самым
Л - лучшим
У - уроком
Ж - жизни
Б - будет
А - армия
(Из альбома солдата)
Армейский порядок и дисциплина, с чем обычно связывают подтянутость, собранность, твердость характера - предмет особой и заслуженной гордости у кадровых офицеров. Дисциплина для них - это понятие святое. Для солдат же дисциплина - означает сплошные запреты.
В армии все делается только с разрешения командира, даже если приспичило в туалет или захочется курить. Один курсант с нашего взвода, пока мы стояли без дел, втихаря "задымил" в рукав. Заметивший это Шлапаков приказал ему окурок съесть. Ходить, сунув руки в карманы - значит допускать нарушение - могут заставить их наполнить песком или просто зашить. Раз идут двое солдат - то это уже считается строй, и им положено идти в ногу.
Но главное, на чем держится армейская дисциплина - это безоговорочная воинская исполнительность. А чтобы она всегда была на высоте, с личным составом необходимо постоянно и кропотливо вести воспитательную работу. И тут ею занимаются основательно и всерьез.
Индивидуальные методы воспитания в армейских условиях считаются устаревшим и недостаточно эффективными, поскольку не доводят до нерадивого воина, что он уже живет не сам по себе, а в единой армейской семье, а значит - своим проступком он подводит и своих товарищей. И поэтому главную роль в воспитании солдат здесь играют методы коллективной ответственности, то есть: за недисциплинированность и проступки отдельных воинов отвечать должны все.
Первое время практиковался начальный этап коллективной ответственности - провинившегося отправляют в наряд вне очереди, а всех остальных качают. Позже все чаще стали наказывать только один взвод, а виновного специально не наказывали, чтобы этим натравить на него остальных. И теперь тем подзалетевшим, кто от сержанта просто получил зуботычину, можно считать повезло.
Иногда в ожидании дальнейших распоряжений, чтобы личный состав попусту не просиживал в курилках, взвод строили, и так мы могли стоять довольно долго безо всяких команд. Разговоры и шевеления в строю - недопустимы. Особенно за этим следили в начале лета - в разгар комариного сезона.
- Смирно!
Курсанты не любили эту команду, а комары - наоборот. Заслышав эту команду, они слетались со всей округи и смело атаковали незащищенные позиции - лицо и руки. Стоящий рядом со мной курок, чуть дунул, чтоб спугнуть назойливого комара, и тут же получил пинка: "Hе шевелись!"
Сержант тем временем, отмахивая от себя комариную братию, идет вдоль строя. Под его взором все стоят как истуканы. Скосив глаз, я в бессилии наблюдаю, как распоясавшийся маленький летающий вампир обстоятельно изучает мой нос, выбирая получше место для прокола, и, уперевшись лапками, вводит свой хобот по самую голову. Его брюшко быстро наливается и становится красным. Накачавшись, он спокойно и безнаказанно улетает восвояси.
- Что за шевеления в строю! - это сержант увидел, как курсант, пытаясь незаметно стряхнуть комара, чуть дернул кистью руки.
- Забыл, что по команде "Смирно!" надо стоять смирно? А-а?.. - и, отступив пару шагов назад, сержант предупреждает взвод:
- Вечером всему взводу готовиться к кроссу!
По всякой провинности обязательно должны быть приняты меры. Но поскольку утреннее и дневное время посвящено учебе, то необходимые мероприятия обычно откладываются на вечер вместо самоподготовки - единственный час почти свободного времени, когда можно написать письмо домой, если, конечно, успеешь привести внешний вид и конспекты в порядок.
Вечером сержант строит взвод:
- Взвод! Бегом, марш!
Взвод бежит к местному довольно глубокому оврагу, где находится природное спортивное сооружение для вздрючки личного состава, именуемое курками "е..ун-гора", которое представляет собой плотно утоптанную дорожку, соединяющую два противоположных крутых склона. По приказу взвод бегает табуном с одной вершины на другую, туда-обратно, туда-обратно, пока не остановит сержант. Нам по распоряжению Сакена покорять высоты этого оврага приходилось довольно часто: то ему после бани не достанется новый тельник или портянки, то не смогли достать трусы черного цвета - и ему приходилось одевать такие же как и у курков - синие; или за то, что после приказа, когда Сакенов из дедов уже перешел в дембеля, кто-нибудь, невзначай, в отсутствии офицеров обращался к нему по старинке как и раньше: - "Товарищ сержант", вместо уже "положенного" для дембеля по имени-отчеству: - "Султан Стамшалович".
К счастью для нас, как раз перед нашим приездом, в учебке случилось одно особое ЧП. Тогда был в моде бег в противогазах, и сержанты так загоняли курков кроссами в "резиновых намордниках", что один, не выдержав нагрузок, как упал на землю, так и не встал. Привести его в сознание так и не удалось. Врачи сказали - слабое сердце. Поэтому мы в противогазах бегали лишь несколько раз, только когда сдавали норматив.
Частенько на утреннем осмотре сержанты проверяли не только внешний вид, но и содержимое карманов:
- Все из карманов вынуть!
Если у кого в результате этой проверки в руках оказалось что-то лишнее, не предусмотренное уставом, например, письмо - то это уже нарушение.
- О-о! Учишь наизусть письмо от мамы? А-а?! Что, сынок, по мамочке скучаешь? Письмо - это сифилис! Письмо прочитал и сразу выбрасывай!.. Запомни, задр..та, - карманы в штанах существуют только для уставного вида и чтобы в них ничего не было! Понятно? А-а?!
- Так точно! Понятно!
- Молодец, что все понял - значит от "похорон" освобождаешься. На всех остальных это не распространяется! Все слышали - сегодня все отправляемся на погребение.
В течение дня выбирается свободное время, и взвод, прихватив с собой лопаты, убегает за несколько километров. Там все дружно роют "могилку" для письма - яму внушительных размеров, по размерам соответствующую окопу для БМД - на что уходит почти час. Затем торжественно опускают письмо на дно, "могилу" зарывают и со всеми почестями: сняв голубые береты, с минутой скорбного молчания - провожают его в последний путь. Попрощавшись, налегке бегут обратно. Если по возвращении начнется разборка с провинившимся, то сержант этому только рад:
- Сами подтягивают дисциплину! Молодцы!
Быть наказанным - всегда обидно, но самое страшное - это когда на тебя натравливают "родной" коллектив. В других взводах на этой почве уже произошло расслоение личного состава на простых курсантов и на жлобов - тех, которые сами гоняли своих же сослуживцев. У сержантов с такими жлобами складывались вполне дружеские отношения, и они зачастую назначали их старшими при выполнении разных работ.
Однако в нашем взводе откровенных жлобов, какие оказались в других взводах, не было. Управлять дружным коллективом гораздо сложнее, чем разобщенным. Дружный коллектив может сговориться и выйти из подчинения. Сержанты понимали такую опасность и поэтому всячески старались нас стравить между собой.
Как-то, еще в первый месяц пребывания в учебке, один из курсантов нашего взвода совершил какое-то нарушение. После отбоя Сакенов не раздеваясь лег на свою постель и тихо скомандовал:
- Взвод, подъем!
Мы быстро построились и так продолжали стоять в ожидании дальнейших команд. Но Сакенов не спешил. Дав пятиминутную выдержку, он, наконец, приказал виновному выйти из строя и рассказать всем о проступке.
- Что делать будем? - спросил у взвода Сакенов, когда курсант кончил объяснять. - А-а?
Никто не нашел что ответить. Прошло еще минут пять.
- Надо, чтобы взвод сам разобрался, - не поднимаясь с койки, продолжал Сакенов. - Пока не разберетесь - отбоя не будет. Все ясно?
- Так точно! - ответил строй.
Но я не понимал: "Чего Сакен от нас хочет? И как мы с ним должны разобраться? Может, отругать? Или провести комсомольское собрание, что ли?"
Взвод молча стоит. Перед строем - виновный. Время идет. Пять, десять, пятнадцать минут проходит. Никто не двигается и не говорит. Поеживаемся от прохлады. Ноги не держат, спать хочется - хоть на пол падай.
- Что надо-то? До утра, что ли стоять будем? - думал я про себя.
Наконец, один догадался. Подойдя к виновному, он двинул ему в челюсть, хоть и не сильно, но и не слабо, а затем подошел к Сакенову с докладом:
- Товарищ сержант, разрешите доложить!
- Давай.
- Мы разобрались.
- Взвод, отбой, - сразу же скомандовал Сакен, и все с облегчением разбежались по койкам.
На следующий день курсант, учинивший разборку, хоть никто к нему претензий и не имел, оправдывался перед нами:
- Угораздило же меня. Черт его знает - так получилось. Сами понимаете, иначе бы стояли до самого утра.
Больше в подобных делах он не участвовал.