История одного ЧП
Главный военный советник (ГВС) в Афганистане,
генерал армии Александр Майоров
( Кабул, 1980-1981)
История одного ЧП
(отрывок из книги А.Майорова «Правда об Афганской войне»)
Вошёл генерал Бруниниекс [Илмар Янович - начальник оперативного отдела]. По его лицу вижу: стряслось что-то невероятное.
- Где?
- Под Джэлалабадом, - отвечает Илмар.
- Изнасилованиэ. И расстрэл свидэтэлэй.
Самойленко [Виктор Георгиевич - генерал-лейтенант, заместитель Главного военного советника по политическим вопросам] спросил разрешения вылететь на место происшествия. Естественно, я согласился и попросил его взять с собой кого-нибудь из прокуратуры.
- Есть!
- Возвращайтесь сегодня.
Гнусные издержки войны... Позор нашей армии, призванной сюда для «выполнения интернационального долга». Я, может быть, и не стал бы останавливаться на этом ЧП, если бы оно не помогло раскрыть моральный облик некоторых должностных лиц самого высокого положения.
С Самойленко в кабинет зашёл и Бруниниекс. Виктор Георгиевич выглядел бледно-зелёным и уставшим.
- Страшное дело, - произнёс он, - Джелалабад гудит, вот-вот взорвётся.
- В унивэрситэтэ в Кабула митингуют. Трэбуют начать всэафганский джихад. В акадэмии наук объявлэн траур. Кинотэатры нэ работают, - добавлял Илмар Янович. - Нэ исключэно...
Подобного, насколько мне известно, за год войны в Афганистане не было. Итак, вот что рассказал мне Самойленко.
14 февраля в первой половине дня группа патрулей разведбатальона дивизии в составе одиннадцати человек под командой старшего лейтенанта К. несла службу в одном из аулов под Джелалабадом. Командир этой группы решил в подарок батальону пригнать овец - на шашлыки [грабануть местных крестьян]. Когда К. и его группа зашли за дувал в один из больших саманных дворов, надеясь там прихватить овец, то увидели в доме трёх молодых женщин, двух древних седобородых стариков аксакалов и шестерых или семерых детишек возрастом примерно лет от шести до десяти. Один из сержантов, не скрывая эмоций, заметил, что «молодки хороши».
Слова сержанта подобно искре подпалили всех остальных, и тогда он, сбросив шинель, двинулся на одну из женщин:
- Греби, ребята!
На глазах у аксакалов и у детей наши интернационалисты вдоволь наиздевались над женщинами. Изнасилование продолжалось два часа. Детишки, сбившись в угол, кричали и визжали, пытаясь как-то помочь матерям. Старики, дрожа, молились, прося Аллаха о пощаде и спасении.
Потом сержант скомандовал: «Огонь!» - и первым выстрелил в женщину, которую только что насиловал. Быстро добили и всех остальных. Затем по приказу К. слили из бензобака БМП горючее, облили им трупы, забросали их одеждой и тряпьём, попавшимся под руку, в ход пошла и скудная деревянная мебель - и подожгли. Внутри саманки заполыхало пламя.
К. и его группа, чтобы скрыть преступление, решили все-таки привести овец в батальон, дескать, подарок от дехкан [крестьян] ко Дню Советской Армии. Одиннадцать кротких животных погнали перед боевой машиной.
- Зловещее число, - обратил наше внимание Самойленко, - одиннадцать расстрелянных, одиннадцать насильников, одиннадцать овец...
- Что было дальше?
- Один мальчонка, лет двенадцати, брат одной из убитых женщин, видевший всю сцену, спрятавшись, уцелел. Он-то и опознал сержанта.
Мы помолчали некоторое время, переводя дух после услышанного. Мрачные мысли теснились в голове - и о безвинных погибших людях, и о расстрелянной вере в нашу помощь (хотя, кто знает, сколь прочной была эта вера), и о втоптанной в грязь армейской чести...
- К. и сержант во всем признались, - продолжил Самойленко. - Группа арестована, начато следствие.
...Приближалась полночь. Пора было принимать решение и отдавать распоряжения.
- Ближайшие двое-трое суток я буду заниматься этим ЧП. ...организуй мне встречу с Кештмандом [Председатель правительства ДРА] завтра в девять утра у него в кабинете. ...Илмар Яныч, готово ли шифрованное донесение в Москву?
- Так точно. - и Илмар положил на стол страницу отпечатанного текста.
Прочитав её, я расписался, поставив в углу листка:
«24.00, 16 февраля 1981 года».
Лёг спать, но сон не шёл. Воображение вновь и вновь уносило в тот аул...
На 7.00 я вызвал к себе генералов Самойленко и Бруниниекса. Они вошли в кабинет взволнованные и настороженные. Не предваряя свои слова разъяснениями - поймут по ходу дела, - я приказал:
- в Кабуле, Джелалабаде, Кандагаре, Герате, Мазари-Шарифе и Кундузе - установить с сего дня комендантский час с 18.00 до 7.00; в светлое время ввести патрулирование центральных улиц этих городов на БТР или на БМП... Объявленные меры нацелены на срыв организованного джихада.
В.Н. Спольников
В девять без пяти минут мы с полковником Карповым вошли в приёмную Председателя правительства [Афганистана] и неожиданно столкнулись там со Спольниковым [Владимир Николаевич - генерал-майор, представитель КГБ СССР в Афганистане] и Наджибом [он же Наджиббула], выходившими от Кештманда. Курносое лицо Наджиба ничего не выражало, никаких эмоций. А вот по лицу Спольникова явно блуждала нахальная ухмылка.
Чтобы выиграть несколько секунд для оценки ситуации, я попросил Кештманда повторить сказанное. Он умел владеть собой и потому чётко, неторопливо, отделяя слово от слова, произнёс:
- Председатель СГИ [Служба государственной информации (афганская служба безопасности)] Наджиб и генерал Спольников мне только что доложили: преступление совершено переодетыми душманами.
Я вспомнил ухмылку Спольникова.
- Нами проведено расследование преступления на месте. К сожалению, оно совершено воинами 40-й армии.
- Не может быть! - и, хитро глядя на меня, Кештманд сказал о необходимости ещё раз всё проверить.
- Сегодня же это и сделаем. В состав комиссии прошу включить одного из ваших заместителей.
...Кабинет главы правительства я покидал с ощущением перелома в позвоночнике. Перед глазами снова возникла ухмылка Спольникова.
генерал-лейтенант
Борис Иванович Ткач
А тем временем меня дожидался командарм [командующий 40-й армией] Борис Иванович Ткач.
- Товарищ генерал армии, - чётко, как курсант, произнёс генерал Ткач, - вам передаёт привет командующий войсками ТуркВО генерал-полковник Юрий Павлович Максимов.
- Спасибо.
- Он просил доложить: ему передали из Москвы, что виновниками чрезвычайного происшествия под Джелалабадом являются душманы, переодетые в советскую форму.
Так вот, оказывается, с чем пожаловал ко мне командарм.
- Бог мой, - подумал я, - значит и Максимова, интеллигентного, покладистого и доброго человека втянули в эту грязную ложь. Или я действительно чурбан с глазами? Все видят то, чего я не вижу и не понимаю.
генерал-полковник
Юрий Павлович Максимов
Он продолжал:
- Командующий приказал мне это подтвердить.
- Подтвердил?
- Так точно!
- Устно?
- Шифровкой. Мне так выгоднее, - доверительно сообщил командарм.
Терпение моё лопнуло.
- Выгодно, командарм, в одно место влезать, а из другого выглядывать. Да, только говорят, это не совсем чистоплотно.
- Мне приказали, - начал скисать Ткач.
Вошли Самойленко, Черемных [Владимир Петрович - генерал-лейтенант, начальник штаба, Первый заместитель Главного военного советника и советник начальника Генерального штаба афганских вооружённых сил] и Бруниниекс.
- Тебе, Владимир Петрович, и тебе, Виктор Георгиевич, ещё раз надо тщательно расследовать происшествие на месте. С вами полетит один из заместителей Кештманда. Пригласите с собой и Наджиба, или его заместителя. Возвращайтесь не позднее 18-19 часов.
Я повернулся к Ткачу и спросил, кому он больше всего доверяет в армии - как себе.
- Начальнику особого отдела армии, - выпалил, не задумываясь, Ткач.
- Его и направь в полёт с ними, - я кивнул в сторону Черемных и Самойленко.
Около 20.00 Черемных и Самойленко докладывали мне:
- Все подтверждаем. Наши злодеи совершили преступление... Сержант и старший лейтенант К. в своём преступлении сознались. Остальные также сознались.
Прошло ещё только четверо суток после преступления, в стране надёжно действовал приказ о превентивных мерах; вспышек волнений пока нигде не было, но следить за обстановкой приходилось с удвоенной бдительностью.
..Засигналила «булава». Я зашёл в кабину. Нехотя взял трубку.
генерал-полковник
Виктор Яковлевич Аболинс
- Товарищ генерал армии! По поручению руководства докладывает генерал-полковник Аболинс. (Это один из заместителей начальника Генерального штаба - начальник Главного организационно-мобилизационного управления).
- В чем дело, Виктор Яковлевич?
- Вы знаете, Александр Михайлович, есть мнение, что информация о ЧП, о котором Вы доложили, извините, мягко говоря, не соответствует действительности.
- Мы дважды его расследовали. Всё так, как я доложил шифровкой министру обороны.
- Но по линии «ближних» [КГБ] есть другие данные...
- Кто поручил тебе переговоры со мной?
- Николай Васильевич [Огарков - Маршал, начальник Генерального штаба Вооружённых Сил СССР]. - и, выждав для приличия несколько секунд, спросил: - Что доложить Николаю Васильевичу?
- Дословно наш разговор. А с «ближними» разбирайтесь сами.
- Есть.
Генерального штаба Вооружённых
Сил СССР, генерал армии
Сергей Фёдорович Ахромеев
Мы продолжили чаёвничать, обсуждая разговор с Аболинсом, когда минут через сорок позвонил Ахромеев [генерал армии, первый заместитель начальника Генерального штаба Вооружённых Сил СССР].
- Александр Михайлович, здравия желаю! Хочу предупредить и предостеречь тебя: у Ю.В. [Юрия Владимировича Андропова - председатель КГБ СССР] вызрело мнение, что злодеяние под Джелалабадом совершили переодетые душманы. Тебе надо отозвать шифровку. Предстоит разговор Бориса Карловича [Бабрака Кармаля - Генеральный секретарь ЦК НДПА, премьер-министр ДРА] с Леонидом Ильичом [Брежневым - Генеральный секретарь ЦК КПСС], неминуемо они затронут и это ЧП. И Борису Карловичу будет сказано, что виновниками являются переодетые душманы.
Ю.В. Андропов
- Серёжа, и это ты говоришь мне? - Долгая пауза.
- Что молчишь? Ты решился сказать мне, чтобы я на старости лет сфальшивил? Да ты же меня уважать не будешь...
- Александр Михайлович, извини, но я ведь звоню по поручению.
- Серёжа, ты всегда действовал по поручению. Но ведь надо же и самим собой оставаться.
- Что мне доложить?
- Доложи суть разговора. А хочешь - и дословно его передай.
Мы были поражены тем, как поворачивались дела. Там, в Москве, за кулисами здешней войны, рисовались какие-то недостойные, хуже того - лживые картины. А нам, людям военным, чтущим военную этику, знающим правила игры, но в не меньшей мере уважающим и своё собственное достоинство, надо было занимать какую-то позицию. Собственно, и раздумывать было особенно не над чем. Факты потому и называют иногда «упрямыми», что с ними непросто примириться. Но приходится.
Илмар Янович ожидал моей подписи на боевом донесении. Я читал его медленно, чтобы ещё и ещё раз все взвесить. Нелёгкое занятие, никто за меня не подпишет, никто не возьмёт на себя ответственность. Такие минуты почище иных минут перед боем...
В.П.Черемных
Самойленко и Черемных с меня глаз не сводят. Я перекрестился и вписал несколько слов о том, что при повторном расследовании на месте подтверждено, что ЧП в районе Джелалабада совершено группой военнослужащих такой-то мотострелковой дивизии в составе одиннадцати человек под командой старшего лейтенанта К. Группа арестована. Начато следствие.
Посмотрел я на своих друзей - на одного и на другого, увидел в их глазах поддержку ["друг" В.Черемных только делал вид, будто поддерживает, поскольку находился у Майорова в подчинении. Своё истинное отношение к этому ЧП он весьма красноречиво описал в своих мемуарах] - и расписался. Отдал Бруниниексу, чтобы шифром передал. Часы показывали половину одиннадцатого вечера.
Вооружённых Сил СССР, маршал
Николай Васильевич Огарков
Снова «булава». Огарков.
- Как обстановка? Коротко доложил.
- Что там упорствуешь?
- Я не вполне понимаю.
- Ты что, хочешь позора Вооружённым силам? Есть возможность опровергнуть?
- Никакой возможности нет, Николай Васильевич.
- Ты так считаешь?
- Нет никакой возможности. Факты дважды перепроверены - причём людьми, которым государство не может отказать в доверии.
- Ну, знаешь, у нас другое мнение сложилось. «Ближние» [КГБ] особенно напирают. У Дмитрия Фёдоровича [Устинова - маршал, Министр обороны СССР] состоялся разговор с Юрием Владимировичем [Андроповым].
Ф.А. Табеев
Кстати, и Посол [Табеев] был у министра и тоже подтвердил, что это мистификация, что преступники были переодетыми...
- Николай Васильевич, мы же тридцать лет знаем друг друга. Я вас глубоко уважаю... Не о том мы ведём речь.
Долгий был у нас разговор. По тону Николая Васильевича я чувствовал, что ему не хочется упорствовать в стремлении переубедить меня и не хочется обнаружить во мне подлеца. В конце концов, он ещё раз спросил:
- Значит - нет?
- Категорически - нет.
- Ну, будь готов к разговору с Дмитрием Фёдоровичем [Устиновым].
...Ясно было, что предстоит разговор с министром обороны. Неужели и он будет гнуть меня, толкать на ложные утверждения?
Я знал, что Устинов, по давней привычке сталинских времён, задерживался допоздна на службе. Часы показывали час ночи. Подожду ещё немного - возможно, позвонит.
Утром я пораньше уехал на службу. В восемь часов звонок по «булаве». Мягкий вкрадчивый голос:
Дмитрий Фёдорович Устинов
- Здравствуйте, Александр Михайлович, как вы поживаете?
За мягкостью и вкрадчивостью Устинова порой скрывалась жёсткость и не исключено, что жестокость.
- Доложите оперативную обстановку.
Доложил.
И вот он перешёл к главному:
- Ну вы там, конечно, уяснили, что злодейское глумление над мирными гражданами совершено переодетыми душманами. У нас тут такая информация и по линии «ближних», да и Фикрят Ахмедзянович [Табеев - посол СССР в Афганистане] это подтверждает.
Я изо всех сил старался сохранить твёрдость в голосе:
- Товарищ министр обороны, дважды проверено, дважды доказано, и дважды я от имени Советского правительства приносил извинения председателю правительства ДРА в связи с этим злодеянием, совершенным воинами 40-й армии.
- Да что вы плетёте, товарищ Майоров? ВЕДЬ ДОКАЗАНО!
- В Москве, может быть, и доказано так, как вы говорите, а здесь доказано, что преступление совершено нашими воинами. И эти преступники арестованы.
И тогда он тихо меня спрашивает:
- Послушайте, вы ЗА КОГО?
И услышал я сталь в голосе сталинского наркома. И как бы смел и уверен в себе я ни был в тот момент, испарина покрыла мой лоб.
- Товарищ министр обороны, я ЗА ПРАВДУ.
А он опять, тихо так:
- За какую правду?
- За ленинскую правду, товарищ министр...
Не успел я сказать «обороны», как в трубке раздался щелчок. Разговор был окончен.
Развязка состоялась.
Этот случай многое тогда перевернул в моей душе. Я понял, что либо выстою, но меня отсюда уберут, либо окажусь сломленным.
...Бандитов-насильников судили, нескольких приговорили к высшей мере наказания. Остальных к большим тюремным срокам.
* * *
Нормально было бы мне, кадровому военному гордиться тем, что я сделал на войне, геройскими делами своих подчинённых... В действительности же, с какой стороны я ни подходил бы к этой войне, с трудом нахожу то блистательное, или просто положительное, о чем хотелось бы написать...
... воспоминания о той поре теперь не доставляют мне радости.
подполковник
Михаил Владимирович Шатин
Кандагар мне вспоминать неприятно и порой даже стыдно. ...где-то в глубине сознания я понимал, что занимаемся мы делом не очень-то достойным... И только гибель воинов нашей Советской Армии... заставляло меня быть решительным и беспощадным. Что мне сейчас - открещиваться? Или, как ныне модно говорить - отмываться? Не хочу. И не желаю перекладывать ни на кого вину - ни на комбрига-70[-й бригады] Шатина, ни на других. Что правда, то правда - и она одна: мне пришлось командовать и этой операцией [проведённой 20.12.1980г. в Сутиане], и я сделал все, что мог, чтобы и боевую задачу выполнить, и сохранить - как только возможно - жизнь своих подчинённых. ...
Обычно кадровые военные на закате жизни бывают рады тому, что успели сделать на войне во славу Родины. А у меня на душе тяжело... подошло время снять камень с души.
- Я сказал - и спас свою душу, - так говаривали в древности.
Своим рассказом об участии в Афганской войне я вряд ли спас свою душу. Но я попытался это сделать...
Кому-то может показаться странным и даже удивительным, - чего, собственно, было переживать генералу Майорову? Отчего у него было "на душе тяжело"? Чего ему было так "неприятно и порой даже стыдно" вспоминать?.. Разве такой честный и принципиальный человек, как Майоров, показавший твёрдость своей нравственной позиции в "истории одного ЧП", может совершить что-то аморальное?..
К сожалению, Майоров так и не отважился сказать прямо о причине своих переживаний, а человек несведущий никогда не догадается, чего это генерал темнит. А дело в том, что именно сам Майоров и являлся тем самым главным организатором тех масштабных кровавых операций, которые прокатились по всему Афганистану в 1980-81 годах, и которые, собственно, и задали весь тот общий тон, с каким наши военные стали относиться ко всем афганцам - как к врагам или их пособникам. В тех местах, где не принимали новую власть - действовали "решительно и беспощадно!": артиллерия и авиация часто наносили огневые удары прямо по кишлакам, причём, внезапно, без оповещения гражданского населения - жизни простых афганцев не считались вообще.
Спасаясь от развёрнутого террора, афганцы бросали всё и бежали в соседние страны. За полтора года, когда Майоров руководил Ограниченным контингентом (с сентября 1980 по декабрь 1981г.), только на территорию Пакистана бежало более МИЛЛИОНА афганцев!
Тем не менее Майоров всё-таки осознавал, что гражданских убивать нехорошо. Он всячески искал себе оправдание, но не мог найти никаких аргументов, чтобы "откреститься и отмыться". А отмываться надо было от крови десятков тысяч невинных афганцев, погибших именно по его вине. Оттого он и лукавил, оттого и утаивал важнейшие боевые события.
В частности, Майоров в своих мемуарах вообще не упомянул о разработанной и проведённой им крупной боевой операции, которая началась 20 декабря 1980г., когда солдаты из 70-й "кандагарской" бригады только за один день уничтожили всех жителей населённого пункта Сутиан (в 40 км. от Кандагара) около 3000 (трёх тысяч!) человек. Всех жителей! - даже женщин и детей!.. Что и говорить, дело это - убивать невинное мирное население, да ещё в таком количестве - "не очень-то достойное", чтобы о нём вспоминать и этим гордиться...
Впрочем, за полтора года его пребывания в должности Главного военного советника в Афганистане это была всего лишь одна из многих, им же спланированных боевых операций...
Начальник штаба, Первый заместитель ГВС,
генерал-лейтенант Владимир Черемных
( Кабул, 1980-1982)
Жестокая провокация
(отрывок из книги В.Черемных «Не по сценарию Москвы»)
[В.Черемных в своих мемуарах даже словом не упомянул о ЧП, описанном А.Майоровым, зато прокомментировал другой аналогичный случай, который произошёл в 1982 году, когда А.Майоров уже был отозван из Афганистана...]
В селении Дехи-Коза, когда шли боевые действия в этом районе, к северу от Кабула, были обнаружены два трупа молодых афганских женщин, изнасилованных и обезображенных. Тут же кто-то пустил слух, что это, мол, сделали шурави [русские]. Так ли?.. Это были переодетые в нашу форму?.. Жестокая провокация, полная коварства! ...